Когда мне было восем лет, я узнала о проблеме изменения климата, или глобальном потеплении, и о том, что это было результатом нашего образа жизни. Меня просили выключать свет, чтобы сэкономить энергию, и собирать макулатуру, чтобы сэкономить ресурсы. Я помню, как меня удивило, что люди — живые существа наряду с другими — способны изменить климат Земли. Ведь если бы мы действительно были тому причиной, мы бы просто ни о чём другом не говорили. Только об этом говорили бы по телевизору. кричали бы газетные заголовки, радио, новости — вы бы читали и слышали только об этом, как если бы шла мировая война. Но почему-то об этом никто не говорил. Если сжигание ископаемого топлива угрожает нашему существованию, то как можно продолжать жить как раньше? Почему нет никаких ограничений? Почему его не запретили законом? Всё это не укладывалось у меня в голове. Это было совершенно нереально. А в 11 лет я заболела. Я впала в депрессию, перестала разговаривать и перестала есть. За два месяца я похудела на 10 кг. Позже мне поставили диагноз синдрома Аспергера, ОКР и селективной немоты. По сути это означало, что я говорю, только когда считаю нужным, — и сейчас один из таких моментов. (Аплодисменты) Те, кто попадает в аутистический спектр, видят практически всё либо белым, либо чёрным. Мы не очень умело врём и, как правило, не любим участвовать в социальных играх, которые всем остальным, кажется, очень нравятся. (Смех) Я думаю, что мы, аутисты, во многих отношениях нормальные, а остальные люди довольно странные, (Смех) особенно когда дело касается самого выживания, когда все говорят, что изменение климата угрожает нашему существованию и является самой важной проблемой в мире, и продолжают жить так, как раньше. Я этого не понимаю, потому что для прекращения выбросов мы же и должны их прекратить. Для меня это либо чёрное, либо белое. Нет никаких серых зон, когда дело касается выживания. Либо мы продолжим существовать как цивилизация, либо нет. Мы обязаны измениться. Богатым странам, как Швеция, нужно снизить количество выбросов как минимум на 15 процентов в год. Так мы сможем сдержать повышение температур в пределах двух градусов. Однако, как недавно продемонстрировала МГЭИК, предел в 1,5 градуса Цельсия гораздо существеннее уменьшит воздействие на климат. Но трудно даже вообразить, что это значит в плане сокращения выбросов. Казалось бы, СМИ и все наши лидеры должны были говорить исключительно об этом, но они об этом даже не упоминают. Никто никогда не упоминает о парниковых газах, уже скопившихся в системе. Или о том, что загрязнение воздуха скрывает потепление, так что когда мы прекратим сжигать ископаемое топливо, уровень потепления окажется намного выше, возможно, от 0,5 до 1,1 градусов Цельсия. Едва ли можно услышать о том, что мы находимся посередине шестого периода массового вымирания, когда каждый день исчезают до 200 видов живых существ, что уровень вымирания на сегодня в 1000–10 000 раз выше, чем считается нормальным. Мы едва ли слышим о равноправном или справедливом подходе к вопросам климата, чётко изложенном в Парижском соглашении, а это совершенно необходимое условие для их решения на глобальном уровне. Это означает, что богатым странам необходимо свести к нулю выбросы в течение следующих 6–12 лет при нынешней скорости выбросов. И это для того, чтобы люди в более бедных странах смогли бы повысить свой уровень жизни за счёт развития уже ставшей для нас обычной инфраструктуры, вроде дорог, школ, больниц, чистой питьевой воды, электричества и прочего. Ведь разве мы в праве ожидать от таких стран, как Индия и Нигерия, что они начнут заботиться о климате, если мы, уже имея всё, ни секунды не заботимся ни об этом, ни о наших обязательствах согласно Парижскому соглашению? Так почему же мы не сокращаем выбросы? Почему они по-прежнему увеличиваются? Мы что, сознательно подводим себя к массовому вымиранию? Потому что мы такие злодеи? Нет, конечно, нет. Люди продолжают жить как раньше, потому что подавляющее большинство даже не представляет реальных последствий нашей повседневной жизни, они не знают, насколько срочно нам необходимо измениться. Мы уверены в том, что все понимают масштабы проблемы, но это не так. Потому что откуда нам знать? Если и правда настал бы кризис, если бы он был вызван нашими выбросами, вы бы заметили какое-то движение. Не только затопленные города, десятки тысяч погибших и целые груды разрушенных зданий. Вы бы услышали о введении ограничений. Но нет. И никто об этом даже не говорит. Нет никаких срочных встреч, нет заголовков, горячих новостей. Никто не ведёт себя так, как будто кризис уже настал. Большинство климатологов или политиков от партий зелёных продолжают летать по всему миру, есть мясо и молочные продукты. Если я доживу до 100 лет, я застану 2103 год. Говоря сегодня о будущем, никто не задумывается дальше 2050 года. К тому моменту я в лучшем случае проживу меньше половины своей жизни. А что же дальше? В 2078 году я буду праздновать свой 75-й день рождения. Если у меня будут дети или внуки, возможно, они проведут этот день со мной. Может быть, они спросят меня о вас — людях, живших в 2018 году. Возможно, они спросят, почему вы ничего не сделали, когда было ещё не поздно. То, что мы делаем или не делаем прямо сейчас, повлияет на всю мою жизнь и жизнь моих детей и внуков. То, что мы делаем или не делаем сейчас, я и моё поколение больше не сможет исправить в будущем. Поэтому, когда в августе начались занятия, я решила, что с меня хватит. Я пошла и села на землю перед Шведским Парламентом. Я пропустила школу, бастуя за климат. Некоторые говорят, что вместо этого мне следует быть в школе. Другие — что мне следует пойти учиться на климатолога, чтобы я могла «решить проблему климатического кризиса». Но эта проблема уже решена. У нас уже есть все факты и решения. Всё, что нам нужно сделать, — это очнуться и измениться. И почему я должна учиться для будущего, которого скоро уже не будет, когда никто ничего не делает, чтобы сохранить это будущее. И какой смысл изучать факты в школе, когда самые важные факты, представленные наукой и той же школой, явно ничего не значат для наших политиков и нашего общества. Некоторые люди говорят, что Швеция — это лишь маленькая страна и что не имеет значения, что мы делаем, но я думаю, что если несколько детей по всему миру смогут попасть в заголовки, просто не посещая школу несколько недель, представьте, что мы могли бы сделать вместе, если бы захотели. (Аплодисменты) Моё выступление подходит к концу, и именно здесь люди обычно начинают говорить о надежде, солнечных батареях, энергии ветра, циркулярной экономике и так далее, но я не собираюсь этого делать. У нас за спиной 30 лет призывных речей и позитивных идей. И мне очень жаль, но это не работает. Потому что если бы это работало, то выбросы бы уже прекратились. Но этого не произошло. И да, нам нужна надежда, конечно, она нам нужна. Но единственное, что нам нужно больше, чем надежда, — это действия. Как только мы начинаем действовать, появляется надежда. Поэтому вместо того, чтобы ждать и надеяться, начинайте действовать. Тогда, и только тогда, придёт надежда. Сегодня мы используем 100 миллионов баррелей нефти каждый день. Нет политики, чтобы это изменить. Нет правил, позволяющих удерживать нефть под землёй. Поэтому мы не можем спасти мир, играя по современным правилам, потому что правила нужно менять. Всё нужно менять, и начать мы должны уже сегодня. Спасибо. (Аплодисменты)